Научные понятия часто приходят в науку из повседневности (как, например, в физике: сила, работа и т.п.). Однако в научном контексте они приобретают специфический и уточненный смысл. Формирование понятий в науке является не произвольным процессом, а целенаправленной деятельностью, которая должна привести к получению полноценного научного понятия. В отличие от ненаучного употребления понятий, при котором обычно довольствуются тем минимумом содержания, которое достаточно для взаимного понимания собеседников, в науке при формировании понятия стараются зафиксировать наиболее существенные, важнейшие свойства, отношения и закономерные связи изучаемого предмета. В ходе научного познания ученые улучшают свои знания о том, что же является наиболее существенным в том или ином явлении. Поэтому представляется возможным судить о том, насколько плодотворным и полезным оказалось введение того или иного понятия. Иными словами, научная практика выступает критерием правильности научных понятий.
Формирование научных понятий — сложный процесс. В его основе лежит множество взаимосвязанных логико-методологических процедур, таких как абстрагирование, идеализация, индуктивное обобщение, мысленное конструирование, выдвижение гипотез и др. Наука стремится к такому содержанию понятий, которое было бы не просто неупорядоченной совокупностью признаков, а представляло бы собой связную логическую систему, концептуальное единство. Это, в частности, убедительно продемонстрировал Э. Кассирер. Он показал, что образование абстрактных понятий в науке идет не путем простого «отбрасывания» несущественных признаков (с «обеднением» понятийного содержания), а опирается на некий интеллектуальный замысел. Научное понятие, по Э. Кассиреру, содержит в себе какой-либо продуктивный принцип, логический проект, т.е. некоторое порождающее отношение, которое приводит к систематическому единству класса именуемых им предметов (скажем, понятие числа опирается на определенный принцип конструирования того или иного числового ряда как концептуальной структуры).
То, что научный метод не является алгоритмом и не гарантирует в общем случае однозначного достижения поставленной цели, делает научную деятельность принципиально открытой для новых подходов и методологических проектов, корректируемой и самосовершенствующейся. Вообще по своему действительному содержанию научная деятельность весьма сложна. Так, в ее круг входят и различные процедуры обоснования и проверки теоретических положений (включая и использование различных метафизических, эстетических и других критериев), и разнообразные формы аргументации, убеждения, критики и защиты от критики, и разработка исследовательских приборов и инструментов, и решение специфических проблем наблюдения и экспериментирования, и выдвижение далеко идущих гипотез, и многое другое. Кроме того, важно то, что компоненты научной деятельности претерпевают изменения в реальном историческом времени. Меняются ее метафизические допущения, правила аргументации, стандарты строгости, те или иные методологические принципы. Это означает, что невозможно построить единую картину «науки вообще», которая оставалась бы постоянной на основе неизменного научного метода.
Под научным методом принято понимать систему приемов и регулятивных принципов, руководящую научным познанием и обеспечивающую получение научного знания. Система научно-познавательных методов включает в себя достаточно разнородное семейство методологических форм: здесь и регулятивы, и определенные устоявшиеся методы, и алгоритмы (которые в конкретных науках обычно приобретают вид методик), и различные общие подходы. Описать единый научный метод однозначно, как унифицированную совокупность достаточно определенных предписаний, невозможно. Тем не менее подобного рода попытки неоднократно предпринимались. Так, в Новое время первыми (и во многом противоположными) были программы Ф. Бэкона и Р. Декарта. По Ф. Бэкону, наука — это регистрация фактов, восхождение от единичных данных к существенным генерализациям.
Кроме того, точная характеристика научной деятельности через ее метод, возможно, могла бы снять остроту проблемы истины. Ведь понятия истины и научного метода взаимосвязаны. Нам нужен не столько универсальный критерий истины, сколько правильный исследовательский метод, т.к. в нем уже заложены истинностные критерии. Итак, возникает предположение о возможности определить истину через научный метод; тогда истина станет коррелятом научного метода, его продуктом. Такое предложение в свое время выдвинул Ч. Пирс. Но что представляет собой научный метод? В чем его сущность? Так, мы привычно употребляем выражения «научное исследование», «научные методы», но что в действительности означает «исследовать научными методами»?
Итак, концепции, отрицающие существование решающего критерия истины, защищают ту точку зрения, что не существует каких-либо общих, универсально работающих критериев истины; есть лишь конкретные критерии и ситуации их применения, относящиеся к тем или иным конкретным научным вопросам. Резюме. Проблема истины и ее критериев — одна из наиболее драматических и в философии, и в науке. Существует несколько концепций определения и критериев истины. В настоящий момент среди предложенных решений не существует наиболее признанного. В научной практике используются сразу несколько групп критериев истины. Заключение об истинности той или иной теории делается комплексно, совокупным применением различных критериев, на основе анализа конкретных обстоятельств того или иного вопроса. При этом каких-то универсальных, не зависящих от содержательного контекста, решающих критериев истины, по всей видимости, не существует. Хотя, как мы видели, проблема истины не имеет однозначного решения, было бы неразумно только на этом основании подвергать сомнению обоснованность научных знаний, которыми мы обладаем. Если даже из соображений философской осторожности мы не станем называть научное знание истинным, то, во всяком случае, его можно назвать весьма надежным, безусловно приемлемым, убедительно доказавшим свою практическую эффективность. Можно предположить, что сама внутренняя структура научной деятельности посредством выработанных в ней процедур и подходов ведет нас в конечном итоге к такому знанию, которое имеет все необходимые для нас характеристики, как его при этом не называй — истинным, приемлемым, максимально вероятным и т.п.
Данная система представлений развивалась преимущественно в отечественной философской литературе советского периода. Согласно этой концепции, восходящей к учению Карла Маркса, ведущим критерием истины является практика. Это означает, что данная концепция тоже вводит внетеоретический критерий. Сам К. Маркс критиковал предшествующие ему учения за созерцательность (т.е. замкнутость в теоретическом контексте) и утверждал примат практического подхода. Несмотря на то что его последователи отмежевывались от прагматизма, принципиальных различий между этими двумя концепциями нет. Вообще же марксистский тезис «критерий истины — практика», взятый как универсальное требование, является более похожим на
Каковы критерии истины? С помощью каких процедур мы можем отличить истинные предложения от ложных? Реально в научном познании используется достаточно большая и разнородная совокупность различных критериев, оценок, содержательных соображений. При оценке приемлемости той или иной системы утверждений они используются, как правило, комплексно, и заключение производится на основе совокупности этих факторов, включающей рассмотрение конкретных обстоятельств данного вопроса. Можно попробовать выделить основные группы критериев, действующих в научном познании. Рассмотрим следующие четыре группы критериев. Критерии, связанные с когерентным пониманием истины. Эти критерии чрезвычайно важны; они проверяют научное знание на предмет его обоснованности, внутренней согласованности, совместимости с общим теоретическим контекстом. К ним относится прежде всего критерий логической непротиворечивости. Заметим, что он имеет решающее значение в математических науках, поскольку там мы не имеем возможности проверить математические положения согласием с эмпирическими данными. Более того, норма непротиворечивости может быть там не только критерием истинности, но и критерием существования математического объекта.
И действительно, достоинством когерентной концепции истины является то, что она сосредоточена на изучении самого теоретического контекста, на сравнении одних предложений с другими, т.е. находится ближе к реалиям научного мышления с его процедурами аргументации, отбора гипотез, проверки на непротиворечивость и т.п. Это означает, что когерентная теория истины, по сравнению с классической, обладает лучшими возможностями для выдвижения содержательных работающих критериев истины. Однако следует отметить, что корреспондентная и когерентная теория истины не противоречат друг другу. Так, у Г. Лейбница концепция истинной идеи как логически возможной совместима с классическим пониманием истинной идеи как соответствующей реальности. Можно сказать, что они даже дополняют друг друга: классическая акцентирует внимание на объективной реальности, когерентная — на внутренних характеристиках теоретического контекста. (В дальнейшем (§ 3.5) мы рассмотрим одну из попыток объединения корреспондентных и когерентных требований в рамках одной модели; речь будет идти о подходе Л. Лаудана.) Но есть и третий подход, отрицающий два первых. Этот подход связан с неприятием и критикой самого понятия истины. Его можно назвать элиминационным (от лат. eliminare — «выносить за порог»; «выгонять»). Например, активным противником понятия научной истины выступает современный философ Бастиан вон Фраассен в книге «Научный образ» (1980). Он утверждает, что, строго говоря, цель науки — это не достижение некоей предельной истины, а создание эмпирически адекватных теоретических конструкций. В сущности, согласие с опытом — это наибольшее, чего мы можем достичь. С этой точки зрения понятие эмпирической адекватности является более четким и более релевантным для понимания научного проекта, чем нагруженное всевозможными добавочными смыслами традиционное понятие истины.