Тем не менее различение уровней научного познания не следует отвергать полностью. Ведь в научной деятельности действительно можно обнаружить две составляющие, одна из которых сводится к преимущественно лабораторно-экспериментальной работе, другая -— к теоретизирующей. Это определенным образом отражается и в теоретическом языке. Дело в том, что вполне возможно проводить деление, пусть и недостаточно строгое, между наблюдаемыми объектами, которые описываются в языке данной теории в терминах наблюдения, и теми объектами,
которые при данном состоянии исследований и их технических возможностях не могут быть непосредственно выявлены, а вводятся в теорию как гипотетические объекты, т.е. как некие теоретические сущности, эмпирический смысл которых недостаточно определен. Допустим, наблюдая движение наэлектризованных частиц, физик может предположить существование невидимой среды, которая является носителем электрических свойств и взаимодействий; существованием такой среды можно объяснить многие опытные феномены, однако на данный момент у ученого может не оказаться средств обнаружения этой среды и измерения ее свойств. Действительная история науки показывает, что для продвижения научного познания огромное значение имело введение подобного рода теоретических сущностей при отсутствии надежных средств их эмпирической верификации. Например, такие понятия, как «молекула» и «поле» в физике, «болезнетворное начало» в эпидемиологии, «химический элемент» в химии, и т.п., явились в своем первоначальном введении именно ненаблюдаемыми.
Затруднения в проведении неопозитивистской программы были обнаружены и на другом полюсе исследований— со стороны изучения теоретической сферы научного познания. При анализе языка теорий исследователи столкнулись с проблемой, какую функцию в научных концепциях играют сугубо теоретические термины, т.е. те, референт которых не может быть однозначно выявлен эмпирическими методами. Возникло даже предположение о принципиальной устранимости таких терминов из научного языка. Ведь очень хотелось бы, чтобы теоретический термин полностью вырастал из эмпирического содержания. Проблема устранимости теоретических терминов была поставлена в 1931 г. андийским логиком Ф.П. Рамсеем. Суть ее состоит в следующем: если данная научная теория содержит теоретические понятия, обозначающие некие ненаблюдаемые объекты и с их помощью неплохо объясняет и предсказывает ряд непосредственно наблюдаемых феноменов, то нельзя ли переформулировать данную теорию таким образом, чтобы сохранилось все ее эмпирическое содержание, вся ее объяснительная и предсказательная сила, но были устранены ненаблюдаемые сущности? Или, говоря иначе, если данная теория с помощью теоретических терминов устанавливает связи между эмпирическими феноменами (например, научное предсказание можно понимать как связь между тем, что наблюдаемо и тем, что будет наблюдаться позже), то нельзя ли установить те же самые связи и без использования ненаблюдаемых объектов? Эта проблема получила в философии и методологии науки название проблемы Рамсей-эли-минации.
Функциональное объяснение может быть использовано в тех случаях, когда объясняемый объект является подсистемой, частью, органом, элементом, функциональной единицей более широкой системы. Скажем, к этому виду относится объяснение смысла какого-то социального института через его функцию в рамках общей социальной системы (в т.н. функционалист, ском направлении в социологии); или, например, в физиологии — объяснение особой двояковогнутой формы эритроцитов через их транспортную функцию и связанную с этим необходимость максимально увеличить поверхность эритроцитов. Функциональные объяснения используются достаточно давно (преимущественно в биологических и гуманитарных науках). Объяснения подобного рода получили традиционное название телеологических (греч. telos — «цель, назначение»), т.к. их суть состоит в указании на цель, которую необходимо достичь данной системе. Об объяснениях в терминах целевой причины шла речь еще в «Метафизике» Аристотеля. В аристотелевской философии и физике телеологически подход считался вполне разумным и естественным. Однако в Новое время телеологическое объяснение начинает вызывать сомнения.
Фундаментальное значение каузальным объяснениям придает Уэсли Сэлмон в своей получившей широкую известность работе «Научное объяснение и причинная структура мира» (1984)2. Он развивает т.н. каузальную концепцию объяснения. В западной литературе концепцию Сэл-мона нередко расценивают как альтернативу теории Гемпеля. Основные понятия, относящиеся к каузальной концепции объяснения, — это статистическая релевантность, каузальные процессы, каузальные взаимодействия. У. Сэлмон настаивает, что объяснение — это не вывод из законов, а нечто более содержательное; объяснение — это совокупность статистически релевантной информации о каузальной истории событий. Иными словами, в объяснении мы должны не столько представить формулу закона, сколько раскрыть в контексте теории совокупность каузальных процессов, вызывающих то или иное событие. По У. Сэлмону, главная цель науки вообще — доставлять объяснения,
Часто весьма непросто произвести подведение под общий закон: требуется построение целых вспомогательных теорий промежуточного уровня, которые состыковываются с общими законами и конечным утверждением достаточно сложным образом. Существует и, например, такая трудность, как многозначность объяснения, когда одно и то же явление может быть дедуцировано из совершенно различных общих положений. В этом случае, помимо чисто дедуктивного рассуждения от общего к частному, научное мышление должно производить оценку тех или иных объяснений, выбирая из логически равноценных все же наиболее приемлемое, на основе каких-то дополнительных критериев. Наконец, можно ли вообще сводить любое объяснение к разновидности логического вывода? Таким образом, возникла необходимость расширить понятие объяснения. Так, концепция научного объяснения была далее развита Эрнестом Нагелем в книге «Структура науки» (1961). Он указывает, что, помимо указания на общий закон, существуют и другие паттерны научного объяснения (вероятностное, функциональное и др.)1. Появились и другие подходы к проблеме научного объяснения. Для того чтобы разобраться в многообразии видов научного объяснения, нужно различать два логических основания, которые, к сожалению,
Согласно К. Гемпелю и в естественных, и в социальных науках используется схема объяснения через общий закон. Научно объяснить какое-либо явление означает подвести его под общий закон, частным случаем которого оно и является. Базой такого научного объяснения выступают либо действительные научные законы из конкретных научных областей (скажем, законы оптики), либо, что характерно прежде всего для социальных наук, общие «законоподобные утверждения». Согласно К. Гемпелю объяснение по своей логической структуре представляет собой рассуждение от общего к частному. Подобного рода умозаключение принято называть дедуктивным. Поэтому общая схема объяснения, предложенная К. Гемпелем, получила название дедуктивно-помологической (от греч. nomos — «закон»). Позже К. Гемпель расширил схему объяснения, признав, что рассуждение может идти не только по типу строгого вывода от общего к частному, но могут использоваться и рассуждения, приводящие к лишь вероятному заключению. Поэтому схема объяснения была в конечном виде разделена на собственно дедуктивно-номологическую и индуктивно-вероятностную подмодели.